Взлет скрипача

20.11.2011
www.bangkokpost.com/archive/fiddler-on-the-rise/267055 

ВНИМАНИЕ! КОПИРОВАНИЕ, ПЕРЕПОСТ И ЦИТИРОВАНИЕ ПЕРЕВОДОВ НА ДРУГИЕ РЕСУРСЫ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕНЫ!

Дэвид Гарретт учился у легендарных скрипачей – Иды Гендель и Ицхака Перлмана, играл с ведущими оркестрами и дирижерами такими, как Зубин Мета, он занесен в Книгу рекордов Гиннеса как самый быстрый скрипач в мире за исполнение «Полета шмеля» Римского-Корсакова.

Однако когда месяц назад он приехал в наш город с промо-туром своего кроссоверного альбома Rock Symphonies, все тайские СМИ представили его как «Дэвид Бэкхем классической музыки». Это реверанс его внешности, статусу звезды (стройный хор фанаток приветствовал его на одном из мероприятий, предшествующих концерту) и стилю, в котором он появляется на talk-show во всем мире, включая шоу Опры Уинфри. 

И если осмысление социального и футбольного вклада Бэкхема по прошествии лет может поставить под вопрос его соответствие эталону кроссоверной звезды, определенная логика в этом сравнении есть.  В конце концов, Гарретт, как и Бэкхем, исключительно хорош в том, что делает, является обладателем длинных волос песочного цвета, работал моделью в Нью-Йорке, привлекает много фанатов, которых не сильно заботит его карьера… и зовут его тоже Дэвид.

Устроенный с ним бранч позволил больше узнать о человеке, стоящим за любопытной витриной знаменитого классического музыканта.

31-летний Гарретт вырос в Аахене в Германии в семье американской балерины и немецкого адвоката. Урожденный Бонгарц он использует фамилию своей матери для профессиональной сцены. Его безупречный английский слегка оттеняется тевтонскими обертонами, но он утверждает, что рос, скорее, немцем, чем билингвой.

«Все было естественно, я не чувствовал, что я расту между двух культур. Мои родители решили еще до школы, что более целесообразно будет говорить на одном языке. Весь свой английский я выучил в школе». 

Несмотря на то, что классическую музыку зачастую ассоциируют со «старой Европой», а рок – с дерзкой Америкой, Гарретт настаивает на том, что его решение сочетать разные музыкальные жанры не имеет отношение к семейным корням.

«Мои родители были достаточно консервативны, но с уклоном в классическую музыку. Скажем так, родители не имеют отношение к тому, каким я стал сейчас. Они бы избрали другой путь. В определенный момент ты должен думать своей собственной головой».

По его словам, великие скрипачи, которые оказали на него влияние в начале карьеры, такие как Перлман из знаменитой Джулиардской академии в Нью-Йорке, постоянно подчеркивали важность иметь свое собственное мнение.

«Думаю, самое важное, что я усвоил от великих музыкантов, с которыми я работал, это то, что можно хорошо играть на скрипке, но всему остальному ты должен научиться сам. В наши дни звук стал усредненным, все стараются играть однообразно. Но если оглянуться назад, особенно в 20-50-е годы, у всех скрипачей было свое представление о звуке, паузе, вибрато, скорости смычка, все было более индивидуальным. Все – Гендель, Перлман, Исаак Стерн, Менухин – обращали внимание на то, что чрезмерное слушание других скрипачей в конечном итоге может стать опасным».

То, что Гарретт – сам себе хозяин, становится очевидным во время фотошутинга, проходившего параллельно с интервью. Он играет на скрипке на камеру, но когда его просят сменить позу, он настаивает на том, чтобы продолжать играть, демонстрируя страсть к музыке вместо раздражительности после изматывающего  утреннего рейса из Сингапура.

«Ты должен обладать мужеством и иметь яйца, чтобы настоять на своем. Вся информация есть в партитуре, и ты должен дойти своей собственной головой до того, чего там нет. Всегда немного страшно, сможешь ли ты убедить других людей в правоте своих идей. Но в этом вся музыка – индивидуальный подход к композитору».

Джулиардская академия в Нью-Йорке подошла Гарретту лучше, чем Лондон с его Королевским музыкальным колледжем, откуда его исключили за пропуск занятий.

«Все должны найти для себя тех людей, которые вдохновляли бы в правильном направлении, - говорит он задумчиво. – Может быть, я оказался в Лондоне не в то время. Возможность работать с Перлманом в Нью-Йорке сформировала во мне другое отношение к делу, дала свободу и мотивацию. Для меня Перлман всегда был иконой, я изначально хотел поехать в Нью-Йорк, а Лондон был своего рода компромиссом. Компромиссы на поверку никогда не являются лучшим решением».

Гарретт подчеркивает, что музыкальное взаимодействие в его лучшем понимании не имеет отношения к компромиссу. Он работал с симфоническими оркестрами и известными дирижерами, включая Зубина Мету и Рафаэля Фрюбека де Бургоса, с которыми ему удавалось находить гармоничное сочетание своего понимания сочинения с идеями дирижеров.

«Творить музыку означает слушать, взаимодействовать и принимать во внимание то, что предлагаю другие. Если ты слушаешь, то автоматически взаимодействуешь и подстраиваешь свою игру».

Гарретт говорит, что, несмотря на совпадение всех мнений о произведении, настоящее исполнение – это органический процесс, которому не мешают развиваться в сию минуту.

«Ты должен на уровне чувств знать, что происходит вокруг тебя, и уметь быстро реагировать.  Если кто-то привнес другую эмоцию на сцене, ты должен учесть это и встроить в ту эмоцию, которая была отрепетирована.  Очень важно, чтобы музыка оставалась живой».

Несмотря на то, что оркестры борются за финансирование, Гарретт не переживает за будущее классической музыки.

«Классическая музыка, наверное, одна из самых «здоровых» из всех. Хотел бы я посмотреть, как бы чувствовал себя джаз и R&B через 300 лет».

Он сказал, что многие оркестры до сих пор получают общественное или правительственное финансирование, но для тех, кто занимается продвижением классического жанра, это не повод останавливаться на достигнутом.

«Даже если у тебя есть великолепный продукт, его все равно надо продвигать, представлять и обязательно убедиться, что на него обращают внимание. Так происходит в любом музыкальном направлении, а у классической музыки на это больше прав из-за ее качества».

Альбом Rock Symphonies, несомненно, привлекает внимание. В него входят ставшие известными песни Нирваны, Wings, Металлики, Лед Зеппелин, Джона Фогерти, Guns’n’Roses и Аэросмита, перемежаемые композициями Вивальди, Баха, Бетховена, Гринга и Альбениса, а также оригинальные пьесы; все звучит свежо, виртуозно и по-скрипичному сочно.

«У всех свой путь продвижения классической музыки. Для меня – это кроссовер. Я уверен, каждый классический музыкант имеет свои собственные соображения насчет того, что можно сделать. Главное – хоть что-то делать для популяризации музыки».

Гарретту нравится чередовать исключительно классические альбомы с кроссоверными. На его последнем диске Legacy, недавно вышедшем в Германии, он играет Моцарта, Бетховена и Баха. Каким будет следующий альбом, он еще не решил.

«Музыка всегда должна жить. Необходимо иметь образование, чтобы понимать, что происходит вокруг тебя в музыкальном мире. Нельзя быть несведущим. Обладая этим знанием, ты должен обратиться к истинной причине, которая привела тебя в музыку – хорошо проводить время и наслаждаться этим».

Он говорит, что такая гибкость не является чем-то новым.

«Давайте посмотрим назад, особенно на Паганини: к скольким классическим произведениям он написал вариации? Почему он это делал? Потому что он понимал, что популярно среди публики на тот момент. Я делаю то же самое. Я беру что-то мейнстримовое, исполняю это виртуозно и интересно – именно таким образом я общаюсь с аудиторией, таким образом я поддерживаю интерес к инструменту, таким образом я строю мост. Я нахожу свой способ преподношения музыки более традиционным, чем простое исполнение, по крайней мере, с виртуозной точки зрения».

Гарретт достиг определенных успехов в сочетании жанров в своем альбоме и смог достучаться до разных возрастов. По его наблюдениям, большинству его поклонников – от 25 до 40 лет, «хотя есть представители и более старшего поколения, а также дети 12-13 лет».

По его словам, для него большая честь быть послом классической музыки.

«Если у тебя есть к этому страсть, необходимо найти свой путь. Это так прекрасно – найти новую публику и продвигать такой качественный продукт. Я собираюсь делать все, что в моих силах, чтобы привлечь максимально большое количество новых слушателей».  Самая большая проблема классической музыки в том, что ее нигде не видно. Все, что я могу – сделать ее видимой. Исходя из своего опыта, если хоть раз люди, особенно молодые, находят возможность послушать ее без предрассудков, они влюбляются в нее».

Он входил в состав жюри в конкурсах с тем, чтобы поспособствовать развитию карьеры независимых музыкантов и внести, тем самым, свой вклад в музыку.

Какой совет он может дать молодым музыкантам, пытающимся пробиться в этой сложной индустрии?

«Даже если вы талантливы, на пути вам встретится много препятствий, вы испытаете большое давление. Вы должны действительно верить в себя каждую секунду и бороться за то, что вы хотите делать. Не ассоциируйте успех с деньгами или с большим количеством концертов. Успех складывается только из постановки целей и их достижения. Все остальное вторично».

Гарретт начал играть в четыре и через год уже побеждал на конкурсах. К 13 годам у него было 2 диска и несколько появлений на ТВ. В 14 он был самым молодым солистом в Европе, а к 17 уже играл с Мюнхенским филармоническим оркестром под управлением Меты. Его взлет был молниеносным. Всегда ли он был уверен в своем таланте?

«Черт, я даже и не знаю! – восклицает он. – Я знал, что я умею хорошо играть на скрипке. Вот и все. Талант – это то, что ты должен постичь. Талант – это 90% тяжелого труда и 10% подстегивания себя, чтобы сделать еще лучше". 

Вот так, подстегивая себя, он пытается вернуть целому музыкальному жанру его былой прочный международный авторитет.