Classical Brits: don't hate them because they're beautiful

http://www.telegraph.co.uk/culture/musi … tiful.html

Британская классика: Не надо их ненавидеть, ибо они прекрасны

копирование и перепост переводов только с согласия переводчиков

Встречайте трех молодых звезд британской (?) классической сцены, которые учились у лучших, в полной мере наделены талантом и не считают кроссовер криминалом

Дэвид Гарретт
Также известен как «ДБ от классики»
Философия: «Подсадить тинейджеров на Вивальди – это здорово»

Странный и красивый звук проникает через дверь грязноватого подвальчика в Ronnie Scott's. Вместо джазовой какофонии (повседневного репертуара клубов в Сохо) стены резонируют с ласкающим слух переложением Somewhere из Вестсайдской истории под предводительством скрипки, из которой умелая рука извлекает звуки, полные страсти и тоски.  Источником виртуозного вибрато оказывается сущий птенец – 26летний крашеный блондин с небрежно собранными в хвост волосами, одетый в черное худи (толстовка на молнии с капюшоном – пер.) и кроссовки.

«Это было круто, парни», - говорит Дэвид после продолжительного финала, позволяя себе застенчивую улыбку и доставая немного остывшей жареной картошки - свой ужин перед выступлением. «Это было грандиозно», - поправляет пианист. «Думаешь?» - Гарретт  осторожно поглядывает на скрипку. Что ж, большие возможности - большая ответственность.

Тот, кому знакомо это имя, наверняка знает три вещи. Во-первых, он был вундеркиндом, играет с четырех лет, в восемь солировал с филармоническими оркестрами Лондона и Лос-Анджелеса, в 13 стал самым молодым исполнителем, заключившим контракт с  Deutsche Grammophon. Во-вторых, он сам оплачивал обучение в Juilliard School (40 тысяч в год – пер.), подрабатывая моделью и снискав славу «ДБ от классики». В-третьих, он разбил свою Страдивари, когда упал на лестнице и приземлился на футляр после концерта в Лондоне, на прошлое Рождество – происшествие, радостно раздутое прессой.

Относительно последнего пункта Гарретт стремится внести ясность. «Я не то чтобы рухнул на скрипку, - говорит он, пытаясь сдерживаться. - Это звучит так, будто я, бл…, на нее прыгнул или что-то в этом роде. Я просто поскользнулся и упал на футляр, а когда открыл его, увидел, что скрипка вдребезги. Я сидел там на полу - и не мог ни говорить, ни встать».

Первая скрипка Гарретта была знаком уважения со стороны Рихарда фон Вайцзеккера, экс-президента Германии, который был потрясен игрой 11летнего мальчика. А за разрушенный инструмент 1772 года в 2003м Гарретт отдал более миллиона евро: «Она была из частной коллекции, такие сделки случаются раз в жизни. Обычно такие объекты меняют не более четырех-пяти владельцев (? не уверена - Normally, those things go for four or five times that much)» 

Его «раненая» Страдивари все еще находится на реставрации. «Не знаю, можно ли это исправить, - говорит Гарретт. - И даже если да, она не будет звучать по-прежнему». К счастью, когда о происшествии стало известно, ему предложили во временное пользование множество хороших инструментов. Сегодня он «вооружен» Страдивари 1703 года, а на протяжении трех последних недель играл на скрипках из Нью-Йорка, Австрии и Берлина. «У каждой свой характер, - говорит он. – Хорошая Страдивари побуждает тебя идти немного дальше возможного и искать особенные оттенки в своей игре; ты как бы тянешься до соответствующего уровня. Но я играл и на недорогих инструментах. Никто этого не осознает, кроме меня (??? никто на это не способен - No one realises but me). Это вроде того, как хороший водитель способен раскрыть потенциал любой машины»

Гарретт родился в Ахене (Германия) у отца-юриста (и немножко музыканта) и мамы-балерины. По иронии судьбы его знакомство со скрипкой произошло при следующих обстоятельствах: он раздавил инструмент старшего брата. «Из раскаяния я сказал родителям, что тоже возьмусь за скрипку». Вскоре он превзошел брата (который благоразумно пересел за фортепиано, а в конечном итоге выучился в Гарварде на юриста). «Ревность была серьезным стимулом (шпорой), - признает он. – Я всегда ревновал ко всему, что делал брат, и хотел быть лучше. Кроме того, будучи Девой, я одержим идеей достижения идеала во всем» («шизофрения перфекционизм, как и было сказано»)))

Все это понятно, но способность играть по памяти в восемь лет – нечто совсем другое: сколько в его таланте врожденного? «Ну да, конечно, что-то такое было, - говорит он. – Взяв в руки скрипку, я почувствовал ее, почувствовал, что могу заставить все работать. Но все равно приходится потрудиться. Останавливаясь на пути совершенствования, ты теряешь квалификацию (ну или попросту: перестав становиться лучше, перестаешь быть просто хорошим – пер.). Я не стал бы винить того, кто плюнул и решил заняться чем-то другим»

Гарретт оглядывается в прошлое – на того, кто мотался по миру в восьмилетнем возрасте и держал в памяти 12 концертов, в то время как его сверстники резались в Плейстейшн. О своих ранних записях: «Я слушаю их - и понятия не имею, как у меня это получалось. Да, я играл эти вещи, но меня поражает, как я мог это делать, не представляя, что именно я делаю»

Он был, по его словам, своеобразным ребенком. «Да и как могло быть иначе? До 14 лет я не слушал ничего, кроме классики. Я был гик (ботаник, зануда, одержимый, интроверт, чудак…), живший в раковине и 24 часа в сутки проводивший со взрослыми». Ответственны ли за это родители? Он вскидывает глаза: «Пожалуй, мама молчала, а отец – да, давил. Думаю, она знала, что классическая скрипка – это так же сложно, как классический балет, где тебя муштруют, муштруют и муштруют. Не самая полезная для здоровья штука». В случае Гарретта – буквально: в 15 он «надорвал» спину и плечи, записывая Каприсы Паганини на Дойче Граммофон. «Я не видел способа справиться с этим, пока не уехал в НЙ, - продолжает он. – Потребовалось довольно много времени, чтобы найти свой путь»

Побег в музыкальную школу – необычное воплощение юношеского протеста (бунта), но на вундеркиндов распространяются другие правила.  Родители были против. «Они не хотели, чтобы я покидал дом, - говорит он. – Жизнь была прекрасна, столько концертов». И хорошо он зарабатывал? «Я правда не хочу вести речь о деньгах», - говорит он, но все же поясняет: хотя ежегодно он делал «приличные суммы», но никогда их не видел и был в долгах примерно на 25 тысяч долларов к тому моменту, как попал в Джульярд -  который оказался будто создан специально для него. Он начал тусоваться со сверстниками, обзавелся квартирой в Hell's Kitchen (район на западе Манхэттена, расположенный с 34-й по 59-ю улицу и с 8-й авеню до реки Гудзон – пер.), познал радости вечеринок и шляния по Интернету (??? - weekend surfing), и в довершение всего как-то в клубе его заприметил скаут модельного агентства. А еще он открыл для себя Led Zeppelin и Metallica и начал перенимать их «grunge prodigy» образ.

Гарретт: «И вот наконец выходит Virtuoso». Альбом, в котором аранжировки Nothing Else Matters Металлики и  schlock-ballad(???)You Raise Me Up угнездились бок о бок с Полетом шмеля Римского-Корсакова, призван продемонстрировать размах, глубину и технику Гарретта. «С этим альбомом я впервые почувствовал, что управляю своей карьерой, - говорит он. – Я не хочу сказать, что пытался популяризировать классику. Это нечто большее: я хочу открыть новые горизонты для новой аудитории». Однако удастся ли ему усидеть меж двух стульев? Описание из одной рецензии «альбом отдает фиглярством и дешевым пустословием (??? coming perilously close to crossing the line between fluff and cheesy froth)» отнюдь не является нетипичным.

«Я так не думаю, - говорит он с горячностью, какую может себе позволить, по собственному признанию, постоянный посетитель чилл-аута (??? 'I don't think so,' he says, with as much heat as a self-confessed chill-out-room habitué can allow himself). – Было здорово видеть на концертах по три-четыре поколения рядышком, действительно объединенные. Подсадить тинейджеров на Вивальди – это замечательно. Я стремлюсь заинтересовать людей инструментом (и немножко мной), а потом, надеюсь, они пойдут дальше»

«Если ты просто кроссовер-артист - ты никто, - заключает он. – У тебя нет корней»

Отредактировано Elina (02.08.2012 22:40)