Jetzt kommt der Sahnenachschlag
Интервью Дэвида изданию Partituren (магазин классической музыки)...
http://www.kultiversum.de/Musik-Partitu … hlag.html?
ВНИМАНИЕ! КОПИРОВАНИЕ И ПЕРЕПОСТ ПЕРЕВОДОВ НА ДРУГИЕ РЕСУРСЫ ТОЛЬКО С СОГЛАСИЯ АДМИНИСТРАЦИИ ФОРУМА!
Он заставляет девичьи сердца биться быстрее. «Сладкий» и «клёвый» одновременно. 24-летний немец-американец и в реальности производит впечатление поп-звезды. На моё «Вы» по телефону он немедленно ответил «ты». Видимо результат четырёхлетнего пребывания в Нью-Йорке. На этом и договорились. Во время разговора в солнечном берлинском «Schleusenkrug“ Дэвид показал себя дружелюбным и серьёзным собеседником.
Partituren: На своей интернет-страничке ты представляешься как бывший «вундеркинд». Твоё видение этого слова?
Garrett: я понимаю это всё-таки как «награду». Но это слово как клише, навешиваемое на ребёнка. Но для самого ребёнка кажется совершенно нормальным, что он делает.
Partituren: Когда ты заметил, что ты необычно одарён?
Garrett: точно не знаю, но в какой-то момент ты замечаешь, что другим удаётся всё не так легко, как тебе. Особенно осознаёшь это сейчас, оглянувшись назад. У меня есть младшая сестра, и когда ей было девять лет, я думал про себя:»Боже мой, как я мог в этом возрасте выносить на сцену концерт Моцарта?». А когда ей было 13, я подумал:» Как я мог в этом возрасте уже играть концерт Бетховена?»
Partituren: У тебя мама — американка и папа — немец. Почему ты носишь английскую фамилию?
Дэвид: первые два-три концерта я выступал ещё с папиной фамилией. Сложная фамилия. И потом было решено взять фамилию мамы. Меня никто не спрашивал, мне было где-то восемь лет. Оглядываясь назад, я говорю себе: Ну что ж теперь? В паспорте у меня тоже двойная фамилия. В какой-то степени это была двойная жизнь. Нормальный человек, который ходит в школу, и другой, который разъезжает по гастролям и выступает с концертами.
Partituren: ты вырос с музыкой?
Garrett: моя мама — балерина, папа был адвокатом, а позже основал Аукционный дом музыкальных инструментов. Классика в нашем доме была обычным делом. Сначала на скрипке учился играть мой старший брат, но он никогда это не любил. Он потом перешёл на фортепиано, а я как бы стал его наследником по скрипке. Кстати, он сейчас заканчивает Гарвардскую школу права.
Partituren: было давление со стороны родителей?
Garrett: родители меня мотивировали, когда я, бывало, ничего не делал, и следили за тем, чтобы я хотя бы один час в день занимался. Но бОльшей частью это была моя собственная инициатива.
Partituren: кто обнаружил твой талант?
Garrett: мои учителя дали понять родителям, что у меня есть способности. И потом всё пошло само собой. В 7-8 лет я раз в неделю играл перед публикой. В 9 лет играл концерт Моцарта с оркестром в Бад Киссингене.
Partituren: ..и в 10 лет — твой большой дебют в Гамбурге с гамбургским филармоническим оркестром под руководством Герда Альбрехта. Как это возможно?
Дэвид: это всё-таки не такой большой гешефт, слухи о новых хороших музыкантах распространяются быстро. Так, в 9 лет, у меня вдруг появилось Агентство, которое устравивало мои концерты по Германии.
Partituren: когда ты понял, что музыка — это твоя профессия?
Garrett: буду честен — я никогда не хотел ничего другого. Это было само собой разумеющееся.
Partituren: Ты занимался у известной Иды Гендель, у тебя договор с «Немецким Граммофоном» как с самым юным и особенным музыкантом всех времён...
Garrett: это всё случилось как-то само собой. В этот момент ты стоишь как бы в стороне, поражённый. Оглядываясь назад, могу сказать, что это был своего рода «эффект домино».
Partituren: Родители были счастливы?
Garrett: Как и все родители — они, конечно, сверхобеспокоены, они сами не знают точно, что происходит. Но уверяю вас — деньги на этом делать они не собирались. Но клише «вундеркинда» поддерживали по полной. Они видят в своём ребёнке нового юного Моцарта и дают понять это другим. Но это нормально — никого нельзя в этом упрекнуть.
Partituren: И тогда постепенно теряешь свою беззаботность?
Garrett: В 15-16 лет всё сильнее понимаешь всю ответственность. Спрашиваешь себя, достаточно ли у тебя сил брать на себя такую ответственность. Потому что осознаёшь, что много людей на тебя рассчитывают. Это угнетающая ситуация.
Partituren: Музыкальная индустрия диктует свои правила?
Garrett: Да, конечно. Тебе ничего не говорят, но ты сам начинаешь умом понимать, что и в классической музыке приходится иметь дело с бизнесом, и тогда становится сложнее.
Partituren: В то время твоё честолюбие подвигло тебя на Каприсы Паганини. При этом ты угробил свою руку...
Garrett: В 15, да, думаешь о конкуренции и хочешь быть выше всех. Не всегда присутствует спокойствие, безмятежность. Да и потом самому хочется попробовать, насколько ты можешь продвинуться ещё вперёд.
Partituren: И никто не нажал «стоп-кран»?
Garrett: К сожалению нет. Я был идиотом, когда предложил записать Каприсы, не изучив их хорошенько. Это юношеская заносчивость. Ты идешь к «Немецкому Граммофону» и говоришь: «Следующей записью будут 24 Каприса Паганини!» В то время я просмотрел всего лишь 4 или 5 Каприсов. А фирма думает: «О, классно! Он наверняка их уже несколько раз обыгрывал.» И началась одержимость! Я занимался днём и ночью. Сейчас вот думаю, что было бы хорошо, если бы меня тогда кто-то остановил. Но я сам себе это устроил и не видел другого выхода. Через несколько месяцев я заметил, что моё тело страдает физически. Тогда я понял, что есть какой-то предел.
Partituren: И учителя не вмешались?
Garrett: Тогда у меня не было учителя. В период между 12 и 17 годами я был часто без учителя. С одной стороны это позитивно, а с другой негативно. Время от времени я занимался с Идой Гендель, но она не была моим учителем в узком понимании этого слова. В этот период я самостоятельно многому научился.
Partituren: Наряду с одинокими часами занятий у тебя к тому же были и частные школьные учителя. Ты стал одиночкой?
Garrett: Да, конечно. Становишься одиночкой. Только в старших классах наладился контакт с одноклассниками. Это был интересный процесс. Пока ты находишься дома, живёшь в своём собственном мире, то многие вещи тебе кажутся незначительными, но они вновь обретают свою значимость, когда ты находишься снова среди людей, в социуме.
Partituren: Это очень тяжело, оставаться на земле?
Garrett: Уж мои родители достали бы поварёшку, если бы у меня случились звёздные заскоки. Но мне кажется, у меня их и не было.
Partituren: После окончания школы ты уехал в Лондон и там «оторвался».
Garrett: Я до сих пор это делаю. Имея такое детство, очень много пропускаешь. Если кто-то говорит обратное — он лжёт. Эта профессия исключает социальную жизнь. Ты становишься практически аутсайдером. Я не хочу сказать, что это не клёвый инструмент, но мимо этого не пройдёшь. Достаточно много дерьма в этой профессии в молодом возрасте, которое необходимо с себя стряхнуть и затем взбунтоваться. Это для меня важная часть в моём взрослении. В том числе и в музыкальном плане. Звучит, может быть, глупо. Казалось бы, что тебе приносит зависание с девочками по клубам? Но это тот опыт, который ты «перерабатываешь» в музыку, например — не сложившиеся отношения. Бетховен и Моцарт тоже всё это прошли, может даже ещё интенсивнее, чем я, эти эмоции, этот опыт. К сожалению, свой опыт надо приобретать самому, никто за тебя это не проживёт.
Partituren: Переезд в Лондон был своего рода побегом от музыки?
Garrett: Этот отъезд был абсолютно неорганизованным. Я думал только о том, как бы убежать. Я снял квартиру и записался в музыкальный колледж. Но всё, чему там учили, было баловством. Мне было скучно, я перестал посещать занятия и меня вычеркнули из списка учащихся. В то время у меня были проблемы со здоровьем, и игра на скрипке не приносила никакого удовольствия. Я даже написал несколько заявлений в другие университеты, которые не имели ничего общего с музыкой. Это была своего рода «точка невозврата». Но любовь к музыке была настолько велика, что я сказал себе:» Приведи всё в порядок!» К тому же мне тогда очень повезло.
Partituren: И тогда ты решил ехать в Нью-Йорк
Garrett: Это сумасшедшая история. Я играл перед Ицхаком Перлманном, когда мне было 10 лет, и он был тогда очень впечатлён. Я просто написал ему письмо, и он мне ответил, что он как раз получил место преподавателя в Джульярдской школе, и если у меня есть желание, то я могу приехать в Нью-Йорк! И всё сразу встало на свои места. Родители ничего об этом не знали. Я им сказал, что поехал в гости к брату, в Бостон. Была очень сильная снежная метель, я чуть не опоздал на вступительные экзамены.
Partituren: Почему тебе захотелось опять учиться в высшей школе?
Garrett: Я хотел понять, где моё место. Окружающая среда, где другие люди так же хороши, очень мотивирует. Я очень честолюбив. Но если бы я увидел, что я не смогу, то я бы всё бросил. Но у меня всегда было чувство, что во мне достаточно «материала», чтобы чего-то достичь.
Partituren: Ты продолжал давать концерты, даже выступал на Nokia Night-of-the-Proms-Tournee
Garrett: ...чтобы оплатить учёбу. А это немалые деньги. Это «поп-классик-турне» было для меня лучшим, что со мной могло произойти. Я заработал очень много денег в очень короткие сроки. Это было необыкновенно интересное представление. Классические концерты — это одно, но когда ты играешь перед 13 000 зрителей — это уже совсем другое чувство. Мне это принесло невообразимое удовольствие! И наконец-то хоть несколько молодых девушек в публике! Куча поклонниц! Это тот мир, который неведом классическому исполнителю. Ты приходишь в гардеробную и первым делом видишь там бутылку шампанского. А если ты пожелаешь икру или лосося — тебе тут же это преподнесут. Так и должно быть! Это была жизнь рок-звезды, но с классической музыкой. Я играл Третью часть скрипичного концерта Бетховена, Чардаш Витторио Монти и «Танец смерти» Сен-Санса. И люди восторгались!
Partituren: Ты выступал тогда в вязанной шапочке...
Garrett: Что касается одежды, я открыт. Есть какое-то препятствие для молодой публике, если ты стоишь на сцене в «пингвине» (то есть фрак, костюм). И мне это не нравится. Я не против костюмов, но на сцене хочется чувствовать себя свободно. Но ношение костюма в основном прописано в договоре.
Partituren: На своей интернет-странице ты показываешься в мокрой майке и даже со скрипкой, прикрывающей верхнюю часть твоего обнажённого тела.
Garrett: Так должно быть! Это было моё решение. Меня даже ещё немного придерживали ( я так понимаю, что он хотел ещё более откровенных фото). Мы живём в 21 веке, где звезда классики является и поп-звездой.
Partituren: Раньше ты играл вместе с великими оркестрами и дирижёрами. Сейчас же «снизил калибр»?
Garrett: Слишком рано для меня снова искать «большие яйца» (идиотский дословный перевод, но смысл понятен?) Но Королевский филармонический в Лондоне или Academy of St. Martin-in-the-Fields, Leonard Slatkin, Osmo Vänskä или мой партнёр-пианист Itamar Golan тоже совсем не плохие. Я просто хочу работать с людьми, которым я нравлюсь Например запись CD Моцарта, с Клаудио Аббадо, было в то время политическим решением. Аббадо хотел записываться с Брукнером, но в пику ему «Немецкий граммофон» убедил его записываться со мной. Как такое можно было сделать? Лучше было бы бы записаться с дирижёром не такого большого масштаба, как Аббадо, но который бы меня поддерживал.
Partituren: Это урок, чтобы теперь лучше планировать свою карьеру?
Garrett: Урок в том, чтобы делать то, что ты считаешь правильным. Карьеру нельзя планировать. Вот как я сейчас начинаю — я считаю это на данный момент правильным. Получится — супер, не получится — не расстроюсь. Я со спокойной совестью могу «откинуться на спинку кресла» и сказать, что я достаточно много всего пережил, испробовал. Всё что приходит сейчас — дополнительная порция сливок (дессерт типа). Посмотрим, сколько их (сливок) ещё будет!
Partituren: Но ты ещё слишком молод, чтобы «откидываться!» (ну типа «расслабляться»)
Garrett: У меня действительно чувство, что я уже сделал всё. Период детства вундеркинда был уже достаточно интенсивным. Я играл с КАЖДЫМ, так много уже всего случилось. В принципе, я мог бы уже подвести окончательную черту. Но мне так нравится стоять на сцене!
Partituren: И что, больше нет ничего, над чем бы ты хотел поработать?
Garrett: Ну хорошо, расскажу вам мою мечту. Я хочу завовать МОЛОДУЮ публику. Не в обиду нормальной публике, но ведь должно что-то придти ещё! И я убеждён, что я смогу что-то сделать. Не спрашивайте, почему, но я знаю, что я могу сделать это лучше, чем другие - как в плане качества так и в плане презентации. Ни одна девочка не купит диск потому, что ей нравится музыка (не будем ругать его за эти слова, это было 5 лет назад). В основном потому что :»Он такой сладкий!» Так оно и есть. Не я устанавливал правила. Я убеждён, что это возможно - заинтересовать молодую публику, традиционным репертуаром, в традиционны концертных залах, при чём без ущерба для качества! Всё зависит от преподнесения. И тут у меня нет страха соприкосновения. И классическая музыка есть тоже развлечение (Entertainment ). Это всегда было так. Высокое искусство — да, но и так же развлечение. Моя цель — вдохновление, восторг юной публики классической музыкой. Получится у меня это или нет — я не знаю, но это для меня важнее всего.
