David Garrett in Frankfurt
Ohne Biegung und Schmacht
Von Bernhard Uske
11. April 2016
Критика на классический концерт Дэвида во Франкфурте 10.04.2016...
Die Alte Oper Frankfurt. Foto: Alex Kraus
Das Frankfurter Museumsorchester in der Alten Oper spielt mit David Garrett, der ganz anders auftritt, als man es von einem Crossover-Star vielleicht erwartet.
Das jüngste Konzert der Frankfurter Museumsgesellschaft bot ein rein russisches Programm, das von der knalligen „Ruslan und Ludmila“-Ouvertüre Michail Glinkas über das agitato- und melancholia-affine Violinkonzert Peter Tschaikowskys bis zur martialisch-lyrischen 5. Sinfonie Sergej Prokofjews reichte.
Am Rand des Podiums im Großen Saal der Alten Oper hielt sich in Beobachterstellung Hauspersonal auf, denn ein Star war zu Gast. David Garrett, der 35-jährige Violinist aus Aachen, bei dem jedes nicht-autorisierte, lächerliche Handy-Foto anscheinend Schaden am Image verursachen kann. Eine ungute, bizarre Atmosphäre sanktionsgeschützter Innerlichkeit füllte zumindest im visuellen Nahbereich das Auditorium, eine Stimmung, in die sich ab und zu auch ein Klingelton mischte, was die Zerberusse sofort auf Trab brachte. Ein letztlich sinnloses Unterfangen natürlich bei einem Saal mit 2400 Sitzplätzen.
Immerhin kam so in sinfonie-konzertante Beschaulichkeit einmal massenmediale Kontrollwut und pop-polizeiliche Spannung. Den Virtuosen auf dem Podium tangierte das alles gar nicht. Makellos spielte er, mit brillanter Phrasierung und Ruhe in den langsamen Partien und natürlich besonders im Andante der Canzonetta.
Garrett, so sehr er auch breitenwirksam aktiv ist, scheint kein Publikumsliebhaber: Still haltend, immer zum Dirigenten gewendet, akkurat seinen Part spielend ohne Beinarbeit, ohne Körperbiegungen und – besonders erfreulich – ohne Schmacht-Grimassen in den Spielpausen. Da bieten Solisten ohne Crossover-Ambition und Rummel um sich herum oft wesentlich mehr; auch an konzertanter Tuchfühlung mit dem Tutti. Das war vorzüglich, wie überhaupt sich die Musiker des Frankfurter Museumsorchesters blendend dem gesamten russophonen Artikulationsspektrum gewachsen zeigten.
Schneidend und rasant, aber nicht mit dem Säbel gehauen, die Glinka-Ouvertüre, wo der Gastdirigent Andrey Boreyko mit genauen, kleinen Gesten das ästhetische Format bestimmte. Der 1957 in St. Petersburg geborene Chef des Orchestre National de Belgique brachte das Tutti bei Tschaikowsky auf Augenhöhe des Solos und vermied jedes Star-Satellitentum.
Zuletzt die mächtige 5. Sinfonie Sergej Prokofjews – eine Art Korrespondenz-Opus zur Leningrader Sinfonie Dmitrij Schostakowitschs. Das schwere Melos, ständig am Rand des Trauermarschs und die ballettuöse Martialität der schnellen Sätze – das war eine ebenso deftige wie luzide Attraktion.
http://www.fr-online.de/musik/david-gar … 73430.html
Без изгибов и страстного вожделения
Франкфуртский Музейный оркестр в Старой Опере играет с Дэвидом Гэрреттом, который выступает совершенно иначе, как этого можно было бы ожидать от звезды кроссовер-а.
ВНИМАНИЕ! КОПИРОВАНИЕ И ПЕРЕПОСТ ПЕРЕВОДОВ НА ДРУГИЕ РЕСУРСЫ ТОЛЬКО С СОГЛАСИЯ АДМИНИСТРАЦИИ ФОРУМА!
Недавно прошедший концерт франкфуртского Музейного сообщества представил чисто русскую программу, охватившую произведения от яркой увертюры "Руслан и Людмила" Михаила Глинки, склонного к беспокойству и меланхолии скрипичного концерта П.И. Чайковского до воинственно-лирической Пятой симфонии Сергея Прокофьева.
У края сцены в Большом Зале Старой Оперы занял наблюдательные позиции персонал зала, так как в гостях была звезда. Дэвид Гэрретт, 35-летний скрипач из Аахена, на имидж которого, похоже, могут оказать плохое влияние неавторизованные смехотворные фото, сделанные на мобильные телефоны. Аудитория ощущала недобрую, странную атмосферу санкционно-защищённой душевности, во всяком случае в визуальном плане. Атмосфера, в которой иногда звучали и звонки телефонов, что немедленно приводило церберов к активной деятельности. По существу - бессмысленное предприятие в зале на 2400 мест.
По крайней мере, таким образом в симфонически-концертную созерцательность (спокойствие) были внесены массово-медийная жажда контроля и поп-полицейское напряжение. Виртуоза на сцене всё это совершенно не трогало. Он играл безупречно, с блестящей фразировкой и спокойствием в медленных местах и, конечно же, особенно в Andante Canzonetta (вторая часть концерта...прим.пер.).
Гэрретт, каким бы воздействием на широкие массы он ни обладал, не похож на почитателя своей публики: держался спокойно, постоянно обращался к дирижёру, аккуратно исполнял свою партию без движений ногами, без наклонов туловищем и - что особенно порадовало - без (страстно)вожделеющих гримас в паузах. Зачастую солисты без кроссовер-ных амбиций и шумихи вокруг своих персон дают намного больше; так же и в концертной тесной связи с тутти. Это было превосходно, как вообще музыканты франкфуртского Музейного оркестра блестяще справились со всем этим русскоязычным спектром артикуляции.
Резко (пронзительно) и стремительно, но не размахивая саблями, увертюра Глинки, где приглашённый дирижёр Андрей Борейко своими точными, мелкими жестами определил эстетический формат. Рождённый в 1957 году в Санкт-Петербурге руководитель Национального оркестра Бельгии придал тутти в концерте Чайковского равноценное с солистом значение, тем самым предотвратив любую вероятность превращения оркестра в спутника звезды.
В заключение - мощная Пятая симфония Сергея Прокофьева, своего рода послание "Ленинградской симфонии" Дмитрия Шостаковича. Трудная мелодика, постоянно на грани похоронного марша и балетная воинственность быстрых частей - это был как добротный так и убедительный аттракцион.
но, больше публику. 
((
